|
|
   |
Внуки Цвангов, родные и двоюродные братья и сестры.
Человек представился: Цванг, Роман. А у меня мгновенная ассоциация из давно прошедшего времени: птица сойка! Я в командировке в Балте, по скрипучей лестнице поднимаюсь в редакцию районной газеты, выхожу на балкон, и тут с единственного дерева взлетает чудо-птица с ярко-голубыми подкрыльями! «Обыкновенная сойка, — звучит сзади снисходительный голос редактора Сени Цванга, — сестрица вороны, их много в наших лесах»... Шуганув из памяти сойку-воровку, спрашиваю у нового знакомого: «А Цванг Семен?..». «Мой двоюродный брат, — отвечает тот, — У нас нет однофамильцев, только родня!». И на стол передо мной ложатся старые фотографии.
ВОТ СОЛИДНЫЙ господин в мундире с золотыми пуговицами. Это Маркус (Мордехай) Цванг — учитель российской словесности, смотритель еврейских учебных заведений Балтского уезда. Мундир, а также кортик с золотым эфесом пожаловал ему на торжественном обеде российский император, посетивший город в 1912 году. На эфесе короткая надпись: «За просвещение Маркусу Цвангу. Николай II».
Так отмечена была заслуга человека, основавшего в своем городе частное еврейское коммерческое училище с преподаванием на русском языке, куда со временем стали поступать дети не только из еврейских семей, потому что преподавание в училище Цванга велось на высоком уровне. Немало его выпускников стали известными людьми, — писатель Виктор Финк, историк Абрам Приблуда, доктор медицины Михаил Бронштейн, ректор Саратовского университета Григорий Русаков. Семен Цванг, в чьем архиве хранится сейчас групповая фотография училища (примерно 1911г.), обратил мое внимание на белые ленточки на груди некоторых детей — это, утверждает он, учащиеся православного вероисповедания. Директор Цванг — третий слева среди взрослых мужчин в центре снимка.
Досточтимый Маркус Цванг — дед моего нового знакомого, доктора Романа и старого знакомого, редактора Семена, а также других мальчиков и девочек — вот этих, что сфотографированы на ступеньках балтского дома. Юзик, он крайний справа, выстроил родных и двоюродных по старшинству (впрочем, Рому пришлось переставить: он хоть и самый младший, но ростом превзошел Арончика), потом нажал на рычажок фотоаппарата и успел встать в строй до того, как «вылетела птичка». Коллективное фотографирование юных Цвангов происходило примерно в 1935 году.
Роман Львович называет имена. В самом низу — Арон, которого впоследствии стали звать Аркадием, он живет в Донецке, пенсионер, а раньше преподавал в университете. Сейчас там преподает его сын, профессор. Следующий — Рома, о нем я еще расскажу. За ним — Аркадий (да, получается еще один, впрочем, в родне его зовут Кашиком); он также кандидат наук, вузовский преподаватель в прошлом, а ныне живущий в Ашдоде пенсионер. Дальше стоит Сеня, будущий журналист, мой коллега. За ним — Фройка, или, как его чаще называли, — Федя, родной брат Семена; этот мальчик станет токарем и погибнет в молодом возрасте. Выше — две девочки, они постарше мальчишек. Фаня Цванг-Комарова, учительница, сейчас проживает в Кишиневе. Она чудом выжила в годы войны в балтском гетто. Следующая — Циля, основную часть жизни прожившая в Одессе. Замыкает шеренгу Юзик; он станет профессиональным фотографом и окончит свои дни в Черновцах...
На этом предвоенном снимке запечатлены, однако, не все внуки Маркуса и Толсы Цвангов, здесь дети лишь трех их сыновей: Рувина, Моисея и Левы. Был и четвертый, самый старший — Гриша. И были две дочки: Белина и Роза. Но к тому времени они со своим потомством обретались далеко от города Балты: в подмандатной Палестине.
В смутное время Гражданской войны, на волне погромов Цванги срочно покинули Балту, а затем и пределы будущего СССР. Все, кроме Рувина, находившегося на тот момент в поисках своего счастья в Аргентине. Предполагалось, что он вскоре присоединится к семье.
Но Рувин предпочел Балту. Более того, возвратилась назад семья Моисея с родившимся на Земле Обетованной младенцем-сыном, Аркашей. На свою погибель вернулся этот человек: за ним, уважаемым директором школы, придут однажды ночью гэбисты и уведут навсегда. Стал рваться из родительского дома в обратный путь и Лева. Его неудержимо влекла большая любовь. Девушку звали Фаней, они познакомились в Бирзуле (ныне Котовск), на похоронах Григория Котовского. Она была из бедной семьи, дочь мясника, и такой выбор для Цвангов выглядел мезальянсом. Леве попытались было сосватать невесту в Палестине, но он бредил своей Фаней! И, поссорившись с семьей, парень отправился в Хайфу, нанялся «за харчи» кочегаром на пароход, следующий в Одессу. Рейс длился 12 суток. Едва ступив на берег, он поспешил оформить брак со своей любимой, и в Балту они явились уже супругами.
ИТАК, могучее семейное древо Цвангов простерло ветку в Палестину, пустило молодые побеги. И живут они теперь по разным городам и странам. А в Балте больше не живут...
«В детстве я слышал, что часть семьи отца в годы гражданской войны бежала от петлюровцев за рубеж, то ли в Аргентину, то ли в Палестину. Предполагаю, мама сознательно скрывала это, остерегаясь преследований КГБ. И только в апреле 1991-го года, выехав с семьей в Израиль, узнал, что в Тель-Авиве, Холоне и других городах этой страны живут мои двоюродные братья и сестры, а также 96-летняя тетя Белина — родная сестра отца», — рассказывает Семен Цванг в своей автобиографии в Интернете.
Однажды на сайте города Балты он обнаружил фотографию: молодые Маркус и Толса с малыми детьми — Гришей, Рувином, то есть будущим Сениным папой и, вероятно, Белиной — младенец на руках у матери явно девочка. Этот снимок поступил из Канады, из города Калгери, от учителя-пенсионера Шелла Берковича. Человек разыскивал родственников-балтчан, в числе которых могут быть Цванги. А в прошлом году он и сам пожаловал в Тель-Авив.
— Он привез с собой родословную, которую в номере гостиницы развернуть не смог, не помещалась. Пришлось выйти в коридор, и там она раскаталась метров на восемь! Более двухсот имен было в том генеалогическом древе. В Израиле Шелл добавил к нему еще немало, — рассказывает врач Роман Львович Цванг, который отправился на встречу с канадским гостем вместе женой и сыном.
Доктор Цванг. На это обращение в Израиле сегодня могут отозваться: сам Роман Львович, кандидат медицинских наук, известный организатор здравоохранения в бывшем СССР; его жена Фаня — врач-рентгенолог; их сын Эдуард — гастроэнтеролог, доктор медицины; жена сына Марина, — педиатр, кандидат медицины; внук Алекс — физиотерапевт и его жена Ира — стоматолог. Целая поликлиника! Есть и еще врачи в этом широко простертом в мире клане.
Семейное древо прирастает не только вверх и вширь: углубляются корни. Семен по приезде в страну, где можно не бояться связи с заграничными родственниками, предпринял поиск предков, — ведь не с деда же Маркуса начинались Цванги! Он пишет в Интернете:
«В поиске родственных корней мне удалось сделать открытие. Оказывается, прапрадед мой, Мендель Цванг, сосланный царским режимом в Тобольск, вошел в историю освоения Сибири. Он был одним из первых евреев, которые наряду с коренными жителями поднимали экономику этого края. О его наследниках написал историк
Р. Ивонин из Барнаула».
ГАЗЕТНЫЕ ПОЛОСЫ не место для развернутой саги о большом еврейском клане, отразившем в своих судьбах всю историю, по меньшей мере, XX века. Но хотя бы о трех Цвангах с довоенного детского снимка, живущих ныне в Израиле, хотя бы коротко, как не рассказать!
Начну со старшего из двоюродных, Семена. Он родился в 24-м, в семье Рувина, начальника паспортного стола Балты и Иды, воспитательницы детсада. Первые стихи опубликовал в районной газете. Одно из них, напечатанное 23 июня 1941 года под заголовком «Смерть фашизму!», привело немцев, захвативших город, в дом Цвангов, дабы казнить автора. Но он, 17-летний Семочка, уже был на фронте, куда ушел добровольцем. Прошел всю войну. Разведчик, комсорг батальона. Был дважды ранен. Награжден тремя орденами и двумя медалями «За отвагу».
Вскоре после освобождения Балты пришла в адрес Иды Цванг «похоронка»: «Ваш сын... пал смертью храбрых...». На удачу, та женщина была не мама Семена Цванга, а ее тезка, вдова дяди Моисея, сгинувшего в гэбешных застенках. Она еще не успела оправиться от пережитого в гетто, а тут такая беда! Слава богу, — подумала, — что мама Семочки, тоже Ида Цванг, находится в эвакуации и не знает о его гибели, надо будет ее подготовить... Но вскоре, 29 марта 44-го, раздался стук в дверь, и мужской голос позвал: «Тетя Ида, откройте, это я, Сема!». Она долго не открывала, — ведь Сема погиб, а время неспокойное, мало ли кто рвется ночью в дом! Однако это был Сема, — его часть шла на Запад через Балту, а «похоронка» оказалась ошибкой...
После войны он работал пионервожатым в детдоме, по комсомольской путевке ездил на восстановление шахт Донбасса, окончил университет и стал журналистом. А помимо газетной обязаловки, писал стихи (которые выходили в периодике и отдельными сборниками, становились песнями), пьесы — их ставил в Балте народный театр... По приезде в Израиль (1991) активно занялся общественной работой, выпустил две книги стихов, организует творческие вечера. В городе Нетивоте, где он одно время проживал, Семену Цвангу присвоили звание Почетного гражданина.
Теперь — об Аркадии Цванге, уроженце Израиля, которого, напомню, в 1926-м увезли отсюда младенцем. В Интернете я нашла текст его сына, Миши, живущего в Америке программиста:
— Папин отец был директором школы в Балте, мне дали имя в память о нем; его жена — моя бабушка работала там же преподавателем. Деда Моисея арестовали по обвинению в шпионаже в пользу Англии и после пыток расстреляли в 1938 году во дворе Одесской тюрьмы. Спустя 20 лет его посмертно реабилитировали (предложив бабушке компенсацию в размере 6 рублей 20 копеек...)
Мой папа оказался единственным выжившим при групповом расстреле евреев Балты в 1942 году. В овраге на окраине тогда было убито около 200 человек. Папе удалось бежать по пути следования колонны за город... А после освобождения был сразу же мобилизован. Закончил он войну в Чехословакии механиком-водителем танка.
В послевоенные годы жизнь его, «сына врага народа» (а потом «сына бывшего врага народа»), не баловала. Отсидел 5 лет и был «помилован» как фронтовик — вручили орден Отечественной войны и выпустили (правда, орден затем отобрали, как и все остальные награды при выезде в Израиль).
В промежутке между войной и отсидками папа женился, родил и воспитал двоих детей, закончил с отличием школу, с отличием техникум и институт, защитил диссертацию, получил звание заслуженного изобретателя СССР и т.д.
Вторично сидел, будучи уже кандидатом наук. В зоне оценили сразу: там было профтехучилище, преподаватели которого часто уходили в запой, так что вскоре мой отец стал вести 8 предметов!.. В заключении мой отец зарегистрировал несколько авторских свидетельств на изобретения (к нему в зону даже приезжали из Москвы консультанты Министерства обороны) и написал автобиографию «Бумажные дети». Эта книга существует в единственном рукописном варианте в виде нескольких сшитых лагерной проволокой общих тетрадей...
Лет 20 назад мы всей семьей съездили в Балту. Пришли к дому, в котором папа вырос. Нынешние жильцы наблюдали за ним с опаской, но впустили после того, как он открыл без ключа входную дверь — его самодельный замок с секретом всё ещё служит...
Где-то в центре Балты стоит (я надеюсь ещё стоит) памятник с именами погибших земляков. Некоторые имена папа перечитывал по многу раз. Его удивило, что в этом списке нет его...
Белла КЕРДМАН.
Израиль.
(Окончание следует).