|
|
   |
История знакомства газеты и Песчанского (Балтский район) специнтерната для детей-сирот с недостатками умственного развития давняя, но возьмем события только за последние год-полтора. Школу-интернат лихорадит. И когда эта «лихоманка» закончится — неизвестно.
СОБЫТИЯ стали развиваться активно весной 2007 года. Часть коллектива возмутилась тем, что «верхушка» интерната «злоупотребляет служебным положением», как писали люди в разные инстанции. Когда сотрудники обратились в редакцию за советом, мы им посоветовали: идите к непосредственному вышестоящему начальству в областное управление образования... Не один раз «жалобщики» побывали на приеме у заместителя начальника облУО В. С. Шупарского, курирующего интернаты, а начальнику Д. М. Демченко оставили достаточно серьезное письмо, чтобы отреагировать на него немедленно.
Однако время шло, а реакции не было, положение не менялось. Летом 2007 года на прием к начальнику облУО пошла и я, корреспондент «Вечерки». «Директор интерната Д. И. Сикорский в данное время находится на лечении, — сказал Д. М. Демченко, — как выйдет с больничного — разберемся и наведем порядок». Разные факты злоупотреблений администрации приводили работники интерната в заявлении с более чем 20 подписями (позже некоторые вычеркнули из письма свои фамилии): директор каждый день гоняет казенную машину домой и из дому — 25 км из Песчаной до Балты, разбил школьный автомобиль; ни сам он, ни его супруга — зам. по воспитательной работе — уроки не проводят; спонсорские деньги не так расходуются; товары не в том магазине закупаются (приводили пример, когда кроссовки обошлись интернату втрое дороже, чем можно было их приобрести); на медикаменты тратятся большие деньги, а дети необходимого не имеют; со склада новые вещи забирают...
Более десяти лет в начале своей трудовой деятельности я проработала в интернатной системе. Положа руку на сердце, скажу: подобное (хотя и в разных масштабах) и в те далекие уже годы встречалось едва ли не в каждом заведении. Как бы мелочи. Но один факт из нынешнего письма работников интерната возмутил своим цинизмом: детей кормили кашей, а после в меню дописывали деликатесы (вплоть до красной икры). По этому поводу в апреле 2007-го совет школы-интерната составил акт. А после, в конце мая, была еще комиссия, которая нашла и недостачу, и излишки, и даже вредные для детского организма продукты на складе. В ноябре прошлого года появилась публикация в «ВО», основанная на письме сотрудников интерната, с заголовком «Помогите остановить служебные злоупотребления в интернате...» По газетному материалу соответствующие структуры (вплоть до прокуратуры) вправе провести свои проверки.
СТРУКТУРЫ ОТМОЛЧАЛИСЬ. Диетсестра Т. С. Косюга прислала жалобу на имя редактора «Вечерней Одессы» Л. Г. Бурчо: «Довожу до вашего сведения, что у нас в школе-интернате бывают разные проверки, и ничего из описанного в статье поклепа не выявлялось». Диетсестре я отослала сразу же ответ (можно сказать, в порядке частного письма) с советом: если есть опровергающие документы, газета опубликует их незамедлительно. «И я же первая буду рада этому обстоятельству», — такой фразой заканчивалось мое письмо. Как выяснилось позже, опровержение администрация пыталась «сделать».
Одна из сотрудниц написала в редакцию, что после статьи в газете к ним приезжала комиссия из облуправления образования, «вызывали «непокорных борцов» и требовали подтвердить личную подпись...» Состоялось собрание трудового коллектива, где каждому нужно было высказать свое негодование. И встала одна воспитательница: «Люди добрые, пройдемся по фактам... Где же здесь неправда?» Дальше проверяющие просто заявили, что если опровержения не будет, то к школе подгонят два автобуса, детей заберут, а интернат закроют. «А это село, — пишет автор, — работы нет, напуганные люди стали ставить подписи под уже заготовленным опровержением».
Опровержение в газету так и не поступило. А работники интерната начали сообщать, что перемены к лучшему вроде бы наметились. Шефы стали много помогать (в основном это служба автомобильных дорог). Крышу сделали, умывальники и душ. Дети уже не бегают по ночам в уличный туалет, а обзавелись, наконец, «цивилизованным» (в марте состоялось «открытие»). Главное же — питание воспитанников значительно улучшилось. Все хорошо, что хорошо кончается.
Но... Не закончилось воровство. И самое ужасное, что происходило оно на глазах детей. Мелкое и противное. Например, организаторы развлекательных мероприятий выписывали на праздники сладости и часть их в сумках растаскивали по домам. В начале мая 2008 года под рубрикой «Рассказы из жизни» была в художественной форме описана эта ситуация («Тортики»). Эти «Тортики» направила заместителю председателя облгосадминистрации А. Л. Ткачуку с пояснением, что рассказик не из прошлой жизни, а из самой что ни на есть настоящей. Попросила также по возможности направить в интернат независимую (которая не защищала бы честь мундира) комиссию, включив в нее и корреспондента — меня то есть.
А В ЭТО время произошло такое событие. В разговорах с сотрудниками интерната однажды услышала, что зимой прошлого года директор с завучем-супругой двух мальчишек в наказание за проступок (действительно заслуживающий наказания — побили девочку) заставили пройтись на коленях с первого этажа на второй, в том числе и по бетонной лестнице, где буквой П уже была выстроена линейка, в назидание другим учащимся. Как-то можно понять, когда ударили ребенка сгоряча. Но можно ли простить публичное издевательство? В мае прошлого года в одесском четвертом интернате для сирот учительница дала подзатыльник ученику — после нескольких напоминаний Димка все-таки опоздал на урок. Разговаривала я с тем Димкой. Он не в обиде на учительницу: «Да я сам хорош, да я заслужил...» Педагогу объявили выговор. И в городе поднялся такой шум, что ей пришлось уволиться. А здесь такая изощренность...
Но найти подтверждение факту не удавалось. К детям подступа нет, а взрослые отмалчивались, понимая, что стали соучастниками преступления (назовем вещи своими именами) директора и завуча: воспитатели не защитили своих воспитанников от унижения.
А тут вдруг встретилась я с медсестрой интерната Л. Г. Онуфриенко во дворе детской больницы на Слободке (давно хочу поднять тему, куда деть детей-сирот, когда они по состоянию здоровья, психического в первую очередь, не подлежат возвращению в коллектив). Приехала Людмила Григорьевна в Одессу к дочери, но заодно решила навестить интернатских ребят, у которых, к слову, за две недели пребывания в больнице никто не побывал. Среди этих ребят находился и один из парней, подвергшихся унижению. Я пошла с ней.
Олег оказался разговорчивым хлопцем. Шутил, смеялся. Строил планы на будущее (в этом году выпускается из интерната). Помрачнел, конечно, когда навели его на воспоминания. И заявил: «Директора ненавижу!» Однако уходил он от нас в хорошем расположении духа: медсестра принесла ему конфеты, печенье, апельсины — пошел делиться с новыми больничными друзьями во двор.
А я написала материал «На коленях», который был напечатан 6 июня. Это был четверг. В понедельник, 9 июня, с утра директор с двумя завучами (супруга его, правда, к этому времени сию должность оставила) пришел к редактору на прием с обращением: последние два материала обсуждены на сборах трудового коллектива и «вызвали глубокое возмущение». «Требуем публичного извинения перед коллективом и детьми, в противном случае с целью защиты чести и достоинства будем вынуждены обратиться в суд», — концовка письма. Под ним стоят 70 подписей. Что уже наводит на размышления определенного рода: как удалось в столь короткие сроки (и отпускной период ведь) собрать множество людей? Однако факт насилия директор при нашем разговоре так и не признал: «Ничего не видел, не знаю, не выяснял». Его заместительницы на прямой вопрос — скажите, мол, по совести — отмолчались. Но из этого разговора я уяснила, что мальчишки били девочку совком по голове из-за того, что у нее появились вши. Ушли представители интерната с напутствием редактора газеты: «Действуйте только во благо детей!»
И ТУТ ПОЛУЧАЕМ известие: по распоряжению заместителя председателя облгосадминистрации, в ответ на мое обращение, начальник службы по делам детей Л. А. Швырева создала рабочую группу, которая 17 июня выезжает «на место». Несмотря на то, что приказ, судя по «шапке», вышел 4 июня, мне о поездке сообщили к концу последнего рабочего дня перед Троицей — 13 июня (там было три выходных). Состав комиссии я узнала в автобусе, когда раздавали приказ: в нем были одни чиновники, а мне бы хотелось видеть и депутатов, и лидеров профсоюза, и представителей общественности. От райкома профсоюза вроде бы кто-то должен был присоединиться в Балте, но этого не произошло. А самое главное, в состав группы вошел главный специалист отдела школ-интернатов Л. А. Черняк, которого в интернате знали и боялись. Возражать против кандидатуры было поздно.
Когда же приехали в интернат (а путь неблизкий — я не о собственном напрасно потраченном времени сетую, а о затратах вообще), то нас ждал сюрприз: часть взрослого коллектива в отпуске, часть работает в лагере, куда вывезены и все дети. Поехать бы в лагерь, он находится хоть и в Савранском районе, а все же неподалеку, так старшеклассников (среди них ведь те, которые должны подтвердить или опровергнуть факт насилия) в этот день утром направили на оздоровление в пгт. Сергеевку Белгород-Днестровского района. Документация большей частью отсутствует, поскольку в учебном заведении проводит проверку КРУ. Даже по зданию ходить бессмысленно: голое оно, подготовлено к ремонту. Впечатления не составишь.
ВПРОЧЕМ, О СТИЛЕ руководства снизу доверху впечатление составить можно было. Главным словом тут выступает «насилие». Рабочая группа заседала в кабинете директора. Директора попросили не присутствовать при разговоре с подчиненными. Но он находился возле двери с той стороны и каждого пришедшего сопровождал испытующим взглядом: как ты себя поведешь? А вопрос не из праздных: вдвое сократилось в последнее время количество воспитанников интерната (сейчас их около 90 человек), вполне возможно и сокращение воспитателей (около 120 работников). А с этой стороны, то бишь в кабинете, лоб в лоб встречался входящий со взглядом чиновника из облуправления образования Леонида Алексеевича Черняка...
«Не знаю», «не видел», «не слышал» — это все, что говорили люди по факту «коленного» произвола... Опросили более 50 человек, то есть всех желающих. Кое-кто факт все же подтвердил. «50 против троих», — многозначительно заметил Леонид Алексеевич, глядя на меня. «Против шестерых», — по справедливости уточнила начальник Балтской службы по делам детей Н. И. Герасименко. Но при чем здесь учителя, которые провели уроки и ушли к тому времени? Они действительно ничего не видели (но слышали, как выяснилось позже). Зачем было опрашивать электрика, кочегара и техничек?
После беседы с работниками интерната члены рабочей группы еще пообщались — председатель комиссии с директором, райслужба по делам детей — с социальным педагогом, медик — с медсестрами и так далее. Выехали мы рано и засветло были уже дома.
Результаты работы комиссии меня не удовлетворили. Что касается остальных, то на мои вопросы Л. А. Швырева ответила уклончиво, что на обработку материала требуется время, а со справкой-актом комиссии мне непременно дадут возможность ознакомиться.
И стала я ждать справку: материал читателям представлять легче, если можно сослаться на мнение независимой (уж насколько есть) комиссии...
ПРОШЕЛ МЕСЯЦ. Меня известили, что на оздоровительную базу «Дубки» (с детьми-то ведь не общались) 21 июля выезжает комиссия в новом составе, но с моим участием — спасибо на этом. Возглавила группу заместитель начальника облслужбы по делам детей О. П. Воробьева, в состав вошли и. о. начальника отдела школ-интернатов облуправления образования О. В. Кулик, советник председателя облгосадминистрации Н. Г. Наустинный, а в Саврани к нам присоединились начальник службы по делам детей С. В. Герасименко и директор центра социальных служб для детей, семьи и молодежи Т. Д. Малик.
То, что происходило, было страшно. Не в кабинете начальника лагеря, где шел разговор со взрослыми и детьми, а за его стенами. Директор интерната
Д. И. Сикорский, узнав, что будут беседовать и с воспитателями, (а некоторые работники интерната прибыли в лагерь даже в свое отпускное время) пришел в неистовство: произвол, мол, их уже выслушивали. Сопротивлялся этому обстоятельству столь яростно, что Н. Г. Наустинный вынужден был заметить: «Что за глухая оборона? Подтвердится факт насилия — будут правовые последствия, а нет — последуют извинения...».
На этот раз комиссия работала профессионально и корректно, что при всех отметила руководитель О. П. Воробьева.
Кто хотел — говорил, кто не хотел — молчал. Хотя иногда это выглядело просто неумно: педагог-организатор, например, твердила, что не только ничего не видела, но и не слышала, у нее нет времени общаться с людьми, в расследовании (а оно таки состоялось) не участвовала; то же самое говорила одна из воспитательниц, бывших в тот день на смене; а учительница просто расплакалась...
Плакали и дети, главные виновники событий. Одну девочку, как выяснилось, перед всей этой заварухой директор рано утром поднял с постели, отвез на машине в облуправление образования, где она писала некие объяснения. Вечером ее привезли в Балту, ночевала у завуча, утром прибыла в интернат.
Один из мальчишек-«героев» запел с порога: «Кормят нас хорошо, проводятся мероприятия, а девочку я не бил и меня стульчиком никто не бил...» Когда Оксана Валентиновна Кулик стала задавать наводящие вопросы (не могу упрекнуть на этот раз облУО в предвзятости), смешался, запутался, расплакался. Его сразу отпустили.
Другого мальчика, с которым я разговаривала в больнице, на этот раз узнать было нельзя: агрессия переливалась через край. «Мне везде нравится, я никого не бил, никто никого не бил, не цепляйтесь... И вообще — не пудрите мне мозги!» Последнюю фразу парень просто проорал. Его отпустили.
Полагаю, что разговор о проведенной предварительно работе с детьми еще впереди, поскольку прозвучала фраза, что хлопца готовят «на признание недееспособным» (хотя незадолго до этих событий планировали отправить на учебу в обычное ПТУ). Это не для того ли, чтобы обвинить корреспондента в неправомерности действий?
Послушав других ребят, из чего стало ясно, что факт издевательства имел место 30 января 2007 года, советник губернатора попросил представителей савранских служб на всякий случай контролировать ситуацию в лагере. Из рассказов взрослых тоже можно было почерпнуть много интересного для дальнейшей работы самым разным службам.
А ЗАВЕРШИЛАСЬ работа безобразным и характерным поступком со стороны администрации: на темном диване обнаружили мобильный телефон со включенным диктофоном. Составили акт о том, что «несанкционированная аудиозапись нарушает конституционные права членов комиссии и является противоправным действием». Мобильный телефон «откликался» на директорский номер. Аппарат передали в правоохранительные органы. Его хозяину ничего такого страшного за эту запись не грозит, просто факт говорит о стиле руководства в данном учебно-воспитательном заведении. Кстати, главный бухгалтер пыталась телефон выхватить: якобы ничего особенного не происходит, директор дал ей попользоваться, так как свою «мобилку» она оставила дома.
Пока все. Нахожусь в угнетенном состоянии. Думаю, то же могут сказать и другие члены комиссии. Сотрудники интерната давно твердят об этом. А больше всех страдают дети.
Татьяна НЕПОМНЯЩАЯ.