|
|
   |
Обсценная лексика, от латинского obscenus — «непристойный, распутный, безнравственный»: непечатная брань, нецензурные выражения, ненормативная лексика, сквернословие, срамословие (Википедия).
Тема этих заметок — искусство и жизнь. Засилье ненормативной лексики в кино подвигло поднять эту неблагодарную тему. Ведь могут сказать: нашлись, мол, борцы с ветряными мельницами. Хотя, когда на нынешнем, восьмом, Одесском МКФ в новом фильме Сергея Лозницы «Кроткая» в оный раз загромыхали матюги, да еще и в женском исполнении, репрезентируя, так сказать, народную жизнь в ее подлинном колорите, далеко не все зрители оказались в восторге. А в одесском «Таймере» появилась заметка Марии Гудымы, критикующая за такой же «гиперреализм» киевский театр, в разгар спектакля которого из зала ушло много зрителей.
Ярослав Гашек написал в своем великом романе о бравом солдате Швейке следующее: «Жизнь — не школа для обучения светским манерам... А наш роман не пособие о том, как держать себя в свете... Это историческая картина определенной эпохи... Смягчать выражения или применять многоточие я считаю глупейшим лицемерием. Ведь эти слова употребляют и в парламенте. Правильно было когда-то сказано, что хорошо воспитанный человек может читать всё».
О, эпатажный Гашек. Мы не читали роман на языке оригинала, но, похоже, воспроизвести нечто более энергичное, чем «дерьмо» и «задница» от трактирщика Паливца, писатель не решился. Ну, разве что, понятное тогдашнему чеху немецкое scheissien и его польский аналог «срачь».
НА ЗАРЕ моей туманной юности вышеприведенные слова считались в определенных кругах молодежи недопустимыми, особенно в присутствии девушек. На тех, кто запросто употреблял такие слова, стояло незримое, но ощутимое клеймо «плебейства». Алла Пугачева вспоминает, что у нее язык не поворачивался произнести слово «ж-па».
И я, и мои друзья росли в самой что ни на есть пролетарской среде, уши у нас не были воском залеплены. Но, видимо, давало себя знать практикуемое советской школой «дворянское» воспитание, продолжающее для пролетарских детей традицию классической гимназии. Девушка, публично произносившая словозаменитель «блин», считалась «вульгарной».
Иные юные и тогда «отрывались», в отсутствие надзирающего ока. Сама я донкихотски воевала с матерщиной пацанов на студенческих сельхозработах. Дифференцированным было отношение парней к девушкам. Последние по умолчанию делились как бы на «барышень» и «кухарок», социальная принадлежность тут роли не играла, важен был состав личности. Что было в порядке вещей с «кухарками», то не мыслилось в отношении «барышни». Массовку танцплощадки, подпускающую в речи примитивную матерщинку, мои приятели именовали «шпаной» и с удовольствием «гоняли», будучи в составе комсомольских оперативных отрядов.
«Шпана» шла работать — в те времена всякий 18-летний, если не учился, обязан был работать, — и составляла «пролетарский класс». А «класс» не церемонился. В заводском цеху 22-летние бабенки употребляли мат «для связки слов в предложении». Смешил их анекдот без особого смысла, но с матюком в конце. «Барышень» чуяли классово и ненавидели от души. Но были на заводе пожилые, уважающие себя, рабочие, которые находили управу на любого хулигана, если пожалуешься. «Пожилые» при «барышнях» не «выражались», будучи в рабочее время все-таки трезвыми.
Надо отдать должное изобретательности народа-страдальца: таких словесных конструкций, какие применялись в цехах, казалось, и вообразить невозможно. Когда, в горбачевскую «гласность», у нас вышла книга «Это я, Эдичка», то я заскучала от ее матерной лексики на второй же странице и сказала: пусть Эдичка обратится ко мне, я ему дам мастер-класс. Я этих слов не употребляла, но эрудицию не пропьешь.
ПОДХОЖУ к сущностному обстоятельству. Тема, за которую я дерзнула взяться, она ведь сугубо научная. Она — для лингвиста. Как, по преданию, заметила с улыбкой Анна Ахматова, когда ее попытались оградить от слушания матерных слов: «Ну, что вы, мы же филологи». Углубляться в данную тему — увлекательно: Интернет вам в помощь, мне он тоже помог. Мы, собственно, предлагаем рассмотреть социально-психологический аспект сложной темы обсценной лексики: «почему» и «для чего».
Воцарение матюгов на экране приуготовлено давно. Было это приуготовление, на поверку, своего рода хождением интеллигенции в народ. Проявлением торжествующей демократии в обществе тотальных запретов.
Современники «наших всё» свидетельствуют: та же Фаина Раневская, «компаньонка» Анны Ахматовой — слово «дружба» к Анне Андреевне вряд ли применимо, у нее было феноменальное дарование превращать женщин своего же круга в приживалок, — Раневская, в благосклонном присутствии Ахматовой, «выражалась» на всю катушку.
В оправдание своего «демократизма» современные нам филологи приводят нецензурщину Пушкина и Лермонтова. Было, было: отчего не порезвиться с народной словесностью. Но правда и то, что упомянутые поэты нецензурщину в печать не отдавали, это уж потомки постарались. Личные письма тоже не в счет, с информацией, что-де вчера в стогу с Божьей помощью наконец-то, того... Анну Петровну Керн, чудное мгновенье. Письма для опубликования не предназначались. Трудно вообразить Лермонтова, рассказывающего похабный анекдот сестрицам Верзилиным. Было время, когда в обществе работало понятие стыда. Да и в простонародной среде было словечко «черноротый» и понятие греха...
Есть мнение, что повсеместное и повседневное распространение матерщины в СССР — наследие ГУЛАГа. Там русские графини набирались лингвистических знаний, да так, что следователей НКВД заставляли привянуть. Это факт. Но вряд ли определяющий. США не знали ГУЛАГа, а с их экрана «факи» сыплются, как из продранного мешка просо. Непечатная лексика гуляет по Европе, проникла в ток-шоу и новостные программы. Нецензурщиной щеголяют. Боюсь, что и тут мы, как всегда, подражатели.
Когда-то, если нам рассказывали, как любимый режиссер такой-то орет матом в мегафон, мы не верили. Много лет спустя в Одессе мне рассказали, как в 90-х приехала на гастроли актриса, в СССР воплощавшая на экране исключительно романтическую женственность. Что-то не заладилось с подготовкой декораций, и сотрудники Музкомедии стали свидетелями, как нежное создание громогласно кроет монтировщиков такими словесами, что позавидовали бы докеры.
ПОСЛЕ кинофестиваля я попыталась провести опрос на Фейсбуке: как образованный народ относится к речевому «ненормативу». Не скажу, что затея была особо успешной: Фейсбук — еще та отдушина для сильных эмоций, оформляемых лингвистически, и зачастую особо блистают в этом уважаемые Одессой и мною люди. Но кое-что из ответов приведу здесь, не всегда называя имена: не в именах суть.
Поэт Анна Григалашвили из Тбилиси: «Плохо отношусь, в том числе и к звучащему на ночных улицах. Не люблю нецензурную лексику и то, как и что она описывает». Кстати, в фильме «Кроткая» юная проститутка именно и «описывает», причем «своими словами», что с нею проделывал клиент. Моя коллега Наталья Бржестовская: «Знаю, о чем ты. У меня категорическое отторжение. Мы не выдержали и вышли из зала. Отмыться захотелось». Жуналист Виктория Белошицкая: «Художественная правда на то и художественная: «просто правду» я и в жизни вижу. А кино — это искусство. Видимо, таланта не хватает вызвать определенную эмоцию другими средствами».
«Откровенный мат в кино — «Астенический синдром» Киры Муратовой, — заметила одесский искусствовед. — Зачем он там был нужен — не знаю». Таки да, Кире Георгиевне принадлежит первенство в «открытии шлюза»: это 1989 год, СССР. Помню впечатление от финального крупного плана самозабвенно и примитивно матерящейся дамочки: не шок — из статуса «барышень» все мы на тот момент выбыли, — но недоумение: а правда, зачем? Ради правды жизни? Что поделаешь: «синдром хронической усталости»... в обществе, стало быть.
С тех пор уже не шлюз открыт — плотина прорвана. В апреле 2014 года Госдума РФ приняла «Закон о запрете на использование нецензурной брани», что вызвало в среде образованных россиян вопль об ущемлении свобод. По ходу написания этих заметок я ознакомилась с положениями драконовского закона и убедилась, что он вполне либеральный и никого ущемить не может. Порукою тому вышедший в 2015 году фильм небесталанного российского «чернушника» Василия Сигарева «Страна ОЗ», смотря который, я хохотала: примените к нему «запрет», и вместо диалогов останется сплошное «пи-пи-пи-и»...
Об Игоре Губермане, чтобы не гневить «общественность», хорошо или ничего. Сознаюсь: ваша покорная слуга теперь умеет «повторить» и «применить». Но публично — не станет, особенно — во гневе: это вульгарно. Толерантна к чему угодно, кроме вульгарности.
...Опрос. Одесситы: «Бранное слово вываливается, как кирпич из стены, из архитектуры прекрасного, и всё рушится». «Иногда понимаю, что сценарист сознательно манипулирует эмоциями зрителя, иногда думаю, что поленился найти другой способ обруталить ситуацию». «Нэ-на-ви-жу! Не вважаю, що правда художня має бути настiльки правдою». «Это тупое подражание. Отрицательно». Журналист Игорь Плисюк: «За редчайшими исключениями — плохо».
Есть и толерантные мнения: истина, говорят, всегда посередине. «Нормально, если цель оправдывает средства. Не так уж много людей, споткнувшись в темноте о кошку, скажут, что это именно кошка».
«Простая проверка — работает и в оценке дизайна, кстати: если убираешь мат, а он был несущим и без него вообще не то, значит, он часть композиции. Если, что с ним, что без него — дерьмо, то не в мате дело».
«Жанр определяет: если это грубый реализм, с диалогами, то — оправдано».
«Если органично, то положительно отношусь». «Это моветон. И штамп. Если речь идет о художественном произведении. В обыденной жизни иногда по-другому не понимают. В этом случае мат — коммуникативная функция».
...О коммуникативных функциях — прошу заметить и запомнить. О них — в следующий раз. Возьмите также на заметку емкое высказывание одесситки, научного сотрудника Литературного музея и ведущей популярной ТВ-программы Елены Каракиной: «Соленое словцо солоно слезами тех, кто не умеет плакать. В противном случае это помои».
Окончание следует
Валентина Левчук
Если честно — достало. Матерные выражения из разряда сильнодействующих лексических инструментов перешли в категорию обычных слов.
Это не брюзжание. Просто считаю, что не может мужчина в присутствии женщины употреблять грязные слова. Нет оправдания употреблению мата в публичной сфере, когда брань адресуется неопределенному количеству лиц. В телепередачах, кинофильмах, развлекательных шоу — просто невозможно смотреть этот всплеск речевой агрессии, сопровождающийся стыдливым «пи-пи-пи». Дети, ругающиеся матом, — это вообще за гранью добра и зла. И на спортплощадке матерная лексика абсолютно лишняя.
Считаю, что языковая распущенность является одним из главных двигателей деградации нации, низведения ее до формата лагерного, криминального сообщества. Ведь лагерниками, что живут «по понятиям» и «ботают по фене», гораздо легче управлять, чем людьми, у которых словарный запас превышает пресловутые 180 слов Фимы Собак.
Единомышленников по вышесказанному нашел в редакции. А Валентина Левчук даже сподобилась на исследование темы, которое и предлагаем вашему вниманию.
Олег Суслов