Так чего же хочет зритель?

Кинофестиваль завершен, награды нашли мастеров... И какие выводы мы можем сделать?

ОМКФ — акция прагматиков. Своеобразие фестиваля — в его социологическом акценте. В пристальном изучении потребительского спроса. Публика, стремящаяся на фестивальные показы, она ведь иная, чем та, что идет в кинотеатр «отдохнуть и развлечься». У фестивального зрителя отношение к кино прицельное: некие ожидания. И вот вам, за шесть лет, уже некая репрезентативная выборка: результаты зрительских голосований. Если состоится в мире государство Украина и если будет оно развиваться в колее «цивилизованного», а не «четвертого», мира, то будет в этом государстве и кинорынок. Кто сегодня всерьез изучает потенциал кинорынка, социальный (не путать с партийным или правительственным) заказ? Не до того нам. А команда «родительницы» и президента ОМКФ Виктории Тигипко этим занялась, в рамках доступного ей охвата потребительской массы.

В том, что Викторией Тигипко руководит неподдельная любовь к искусству кино, уже никто из одесской журналистской братии не сомневается, как бы ни иронизировала та же братия по поводу фестивальной красной дорожки, до сих пор не смахивающей на Млечный путь. Зато тысячный зал кинопоказов, битком набитый молодежью, согласитесь, сильно перевешивает казусы дорожки.

...И вот же, поверите ли вы, Гран-при ОМКФ я на этот раз отгадала. Посмотрела «Мустанга» турчанки Дениз Гамзе Эргювен и подумала: ну, точно, вот этому — светит! Правда, впереди еще были конкурсные фильмы, но реакция зрителей была уж очень красноречива, а фильм — уж очень человечен, при этом с туго закрученной авантюрной пружиной сюжета. А бунтарские мотивы, заявленные режиссером от лица молодежи, всегда найдут сочувственный отклик у молодого зрителя... тут к гадалке не ходи! Этот фильм как достойный лауреат Гран-при заслуживает отдельного разбора — дадим его в одном из наших ближайших номеров.

Критика в искусстве — всегда более-менее субъективные мнения, но вот, чтоб вы не думали, что, мол, тут только твоя личная точка зрения... фильм «Песнь песней» Евы Нейман, раскритикованный вашей покорной слугой, поставил на дыбы одесских журналистов и даже их «приезжих» коллег. Недоумения «в кулуарах», граничащие с возмущением: как могло жюри дать титул «лучшего фильма» сразу в двух фестивальных конкурсах вот этой откровенно вторичной и слабой киноработе, под выспренней красивостью которой скрыто простое неумение рассказать историю (Е. Нейман тут и автор сценария), так что даже не спасает «исходник», новеллы Шолом Алейхема?! Обсуждали это между собой (ох, слышало бы жюри иные пассажи, и не мои), а затем — коллеги не дадут соврать, — на брифинге журналисты дружно устроили настоящую трепку жюри и оргкомитету. С места даже предложение поступило: учредите, мол, что ли, «премию жюри» и давайте ее сообразно вашим вкусам и... эрудиции.

А что вы хотели? Демократия так демократия. Но вернемся в просмотровый зал, где «Мустангу» задышал в затылок «Зенит» Далибора Матанича: три трагические новеллы о том, как межнациональная рознь, раздутая в братоубийственную войну, ломает судьбы и калечит психику так, что никакой влюбленностью, никаким сексом не угасить застарелую ненависть в душе. Почему страшный опыт Югославии не пошел нам впрок? Почему теперь мы наступили на те же грабли?..

Очаровательным оказался фильм-закрытие — «Ан» женщины-режиссера Наоми Кавасэ. Японской кинематографистке 46 лет, в ее творческом списке 22 художественных фильма и 16 киносценариев. К сожалению, нам практически не известно ее творческое наследие, как не известны и 65 киноролей поистине выдающейся 72-летней актрисы Кирин Кики, на которую специально был написан сценарий «Ан». «Я переписывал его 12 раз», — сказал, приветствуя публику на церемонии закрытия ОМКФ, соавтор сценария Дуриан Сукегава.

Чем же так пленителен оказался этот фильм и для меня, и для публики? Во-первых, глубокой укорененностью в традиции: весь его стиль и настрой — от великого Акиры Куросавы, причем здесь нет ни грана эпигонства. Зрителю, натасканному на сюжеты с шоковыми эффектами, фильм может показаться и затянутым, как сегодня кажутся неодолимыми для зрительского внимания былые трехчасовые мхатовские спектакли. Зрителя в этом фильме заново приучают быть чутким к психологическим нюансам, к прихотливым поворотам мысли и к перепадам настроения персонажей, обусловленным, опять же, глубиной размышлений о жизни самого автора произведения, а не его мейнстримными «хотелками».

«Ан» — это сладкая бобовая паста, в приготовлении которой не слишком преуспел кулинар Сентаро, находящийся в долговой кабале у хозяйки, которая, очевидно, выкупила его из тюрьмы, куда он попал за драку. И вот к парню является чинная старушка, которая очень просится на работу. И, сжалившись, он ее берет себе в помощь. Тут столько обворожительных поведенческих тонкостей у обоих, в этой вот «японской вежливости», словно взятой прямиком из времен «Красной бороды», что... где та японская продвинутая электроника, где те японские кинострашилки и где та их сексуальная революция, потому что их она тоже не минула, — это видеть надо, эту вот пожилую японочку Токуе, с ее ахами и полупоклонами, с ее церемонной предупредительностью, с ее робостью и ее поистине самурайской непреклонностью! Да, ОМКФ нам явил великую актрису: Кирин Кики...

И эта Токуе, владеющая секретом приготовления «ан», «дораяки» — оладушков с бобовой пастой, — оказывается гением не только кулинарии, но просто — гением. Она сказочница и чудесница, понимающая язык деревьев, птиц, луны. Она преподает простодушному и несчастному Сентаро мощный урок любви к жизни, таланта жизни, смысла жизни. Оказывается, Токуе — прокаженная. И вся интрига, оказывается, была в том, что не она несчастна, не она нуждается, не ей было смиренно просить работы — Токуе была на государственном обеспечении, — а просто увидела она тоску в глазах этого парня, годящегося ей в сыновья, и бросилась его спасать для жизни. И спасла...

...Так чего же ищет зритель, подытожила я, прикинув фильмы-фавориты. Да простых и древних, как земля, вещей. Не столько формотворческих изысков — кого ими сейчас удивишь, — а так-таки Мысли. Назидания для жизни. Зрителю больше нравится добрый юмор, чем черный. Зритель ждет, что ему внятно и увлекательно расскажут историю. И что будет в этой истории — и вы тут даже не станете смеяться, — мораль. Ага, мораль. Будет все-таки любовь, а не «секс». Сострадание, а не «толерантность». Зритель симпатизирует тем, кто, невзирая на соперничество в житейской гонке, способен на взаимопомощь, на самоотверженный поступок, на прощение, на благодарность, — даже если сам он, бедняга зритель, изрядно порастерял эти добродетели за 25 лет «демократии». Но идеалы эти утверждало кино Куросавы. О них напомнил фильм Наоми Кавасэ. И по ним — изголодался зритель. Особенно — молодой.

Тина Арсеньева. Фото автора